В марте 1998 года в самой популярной тогда газете «Караван» вышла моя статья «Казахстан и Россия: быть ли им в новом Союзе?». Последствия были значительны: соратники по демократической оппозиции обиделись, Генеральный прокурор возбудил уголовное дело, а в «Казахстанской правде» и других изданиях вышли гневные отповеди. Еще бы, ведь среди прочего там говорилось, что «в Казахстане не работает и объективно не может работать идея построения казахского национального государства». Заканчивалось же утверждением, что возвращение российской политики и бизнеса в Казахстан, знаменующееся укреплением «русский партий» и активизацией российских СМИ, есть дело ближайших двух-трех лет.
Наделавшее тогда шуму пророчество, как видим, блестяще не оправдалось, а «не работающая» идея казахской национальной государственности еще как заработала!
Осталось, действительно, два-три года
Казахстан и Россия и сейчас уже в Евразийском экономическом союзе, пусть и без наличия даже слабого «русского духа» во всем наборе политических партий Казахстана и при аккуратном не затрагивании российскими СМИ казахстанской проблематики. Однако пока весь эффект от образования ЕАЭС, ставшего для всего мира разворотным геополитическим событием (Майдан, Крым, санкции и все последующее – оттуда), сказывается на Казахстане исключительно косвенным и не слишком заметным образом. По сути, это всего лишь приспособление к отмене внутренних таможенных границ, при тех же, не выходящих за «остаточный» после СССР торговый формат экономических отношениях. А вот дело ближайших двух-трех лет в нынешнем контексте, это движение к общим рынкам электроэнергии, нефти, газа и ГСМ, а также общему финансовому рынку, запланированному государствами-участниками к 2025 году.
Между нами говоря, когда главы государств подписывали планы создания этих общих рынков, ситуация напоминала притчу о Насреддине, взявшегося обучить ханского ишака грамоте за слишком длинный, чтобы заботиться об исполнении обязательства, срок. Но время летит стремительно, а исполнительный бюрократический аппарат имеет свойство: он препятствует любым новациям, но, если они вменены ему в функцию – начнет перемалывать даже сам себя, чтобы выдать результат.
Как все начиналось
Однако, чтобы оценить, насколько все перевернет общий Евразийский энергетический и валютный рынок, нам стоит оглянуться на четверть века назад, на тот «несостоявшийся» прогноз.
Весна 1998 года, напомним, нефть меньше, чем по 13 долларов за баррель и лежащая «на боку» казахстанская экономика, это мировой финансовый кризис, обрушивающий «азиатских тигров» и подбирающийся к главным биржевым центрам и это то, что к августу разразится российским дефолтом. 1998 год – еще это переход в оппозицию к президенту Назарбаеву председателя распущенного Верховного Совета и отправленного в отставку премьера, не считая других фигур.
Этот же год – перестройка экономики на ту самую внешне-ориентированную модель, которая выстрелит еще только через три с лишним года. Но зато уже так выстрелит, что лишит всех шансов оппозицию и насытит Казахстан валютной выручкой настолько, что кому-то и до сих пор кажется – навечно. Хотя на самом деле та история имеет своим переломом примерно 2013 год, от которого Казахстан, и не только он, живет в иной геополитический и экономической реальности.
Однако по порядку. Пока еще периферийный глобальный финансовый кризис 1997-1998 годов – это сигнал, что десятилетие освоения мировой валютой пространств бывшего СССР, одновременно с насыщением рынка запасами и ресурсами советской экономики, заканчивается, мировой капитал нуждается в новой подпитке. Иначе – пузырь может и лопнуть.
11 сентября 2011 года – атака на башни-близнецы в Нью-Йорке. США вступают в борьбу с глобальным терроризмом, финансовые проблемы – побоку, мир видит по-прежнему несокрушимого лидера. Плюс, на постсоветском пространстве завершились реформы, делающие его частью мирового рынка. Придаточной правда, но кого это тогда смущало? Как, впрочем, и теперь.
Провозглашенный Фукуямой еще при развале СССР «конец истории» наступает только после 11.09.11 – кроме терроризма либеральному миропорядку ничто не угрожает. Финансовый капитал получает новую нишу заполнения – рынок углеводородов. А заодно с ними – и металлов. Экономика Казахстана стремительно насыщается экспортной выручкой, часть попадает вовнутрь и через производственные, бюджетные, банковские и коррупционные схемы доходит даже до населения.
Кризис 2007-2008 годов больше пугает, чем бьет по Казахстану: финансового рынка у нас нет, обрушение же нефтяных цен – кратковременно, с подъемом их на еще больший уровень. Но испуг – сильный, запускаются программы индустриализации и диверсификации экономики. Результаты, при всех финансовых и организационных усилиях правительства – невелики. Их блокирует как раз такое основополагающее качество внешне-ориентированной модели, как вынесенная за пределы национальной юрисдикции внешнеэкономическая деятельность.
То есть, сделки по экспорту-импорту, равно как и привлечение иностранных инвестиций и займов оформляются вне собственно Казахстана, его таможенной, фискальной и банковской системы. Соответственно, внутри такого «суверена» для всякого не имеющего выхода на внешние рынки производителя доступа к дешевым финансовым ресурсам просто нет.
По существу – это финансовое гетто, в котором роль изолятора, подавляющего внутреннее развитие, играет как раз национальная валюта, кредит в которой в разы дороже, а курсовая стоимость регулярно опускается в угоду сырьевым экспортерам.
Перелом-2013
Так вот, выстроенная таким образом модель, пережив резкий, но короткий спад в 2008 году, благополучно повышала свои внешнеэкономические показатели вплоть до лучшего для нее, – благодаря проводимой США политике «количественного смягчения», 2013 года. В котором было объявлено о досрочном выполнении Стратегии «Казахстьан-2030» и провозглашена Программа «Казахстан-2050».
Но тогда же и началась новая геополитическая реальность: постмайданные события, в частности перевод мировых нефтяных цен под планку 30 долларов за баррель, вкупе с девальвацией рубля, опустили внешнеэкономические показатели Казахстана до уровня … 2005 года, а Национальный фонд еще с тех пор был переведен из накопительного в расходный режим. Догоняющая обесцененный рубль девальвация тенге в 2015 году, вкупе со стабилизацией мировых нефтяных цен позволила опять показать некоторый рост – в доковидном 2019 году экспорт-импорт Казахстана и ВВП в долларах выросли до уровня … 2010-2011 годов.
Но с тех пор показатели опять понижаются, и не только из-за пандемии. Возможности физического наращивания сырьевого экспорта ограничены, на ценовой рост надежд мало, а стимулировать экспорт очередной девальвацией – чревато. Так можно выиграть еще пару-тройку лет, но это – путь к дестабилизации.
Рынок нефти ЕАЭС: все флаги в гости будут к нам
Более того, ограничения из-за пандемии рано или поздно уйдут, но на смену им идет вменяемая всему миру политика декарбонизации. Которая как раз и есть настоящая борьба за раздел мирового рынка энергоресурсов в уже многополярной реальности, и в которой у отдельно взятого «суверенного» Казахстана никакой своей игры попросту нет.
А вот создание общего Евразийского нефтегазового рынка – это фактический переворот всей нынешней экономической модели, поскольку оформление экспортно-сырьевых сделок станет производится не вне, как сейчас, а внутри юрисдикции ЕАЭС, а, значит, и Казахстана.
Точно также и общий финансовый рынок – это не просто согласование курсов валют государств-участников, но и, неизбежно по логике развития, появление суверенного кредитного и инвестиционного наполнения, а с этим – и совместных планов внутреннего развития.
Когда все это случится – пока неизвестно, поскольку не только в Казахстане вопрос о таком интеграционном наполнении никто не ставит, – Россия и сама не предлагает партнерам своего видения нового Союза.
Но здесь важнее другое – нынешний «суверенный» формат существования государства Казахстан – исчерпан. Да, в таком формате можно существовать еще достаточно долго, но развития в нем – уже не будет.
Да, факт исчерпанности не признается, а, похоже, элементарно не осознается большинством из тех, кто определяет политический и экономический курс.
Наоборот, официальные планы непоколебимо оптимистичны: экспорт после пандемии восстановится, да к тому же еще и переориентируется на несырьевой, а Казахстан уже к 2025 году подаст заявку на вступление в ОЭСР (Организацию экономического сотрудничества и развития). Читай, вступит в ту самую тридцатку самых конкурентоспособных государств, задача вхождения в которую определена в «Казахстан-2050».
Но это никак не отменяет того объективного обстоятельства, что такие планы – нереализуемы. Гарантией чего – как раз та самая «независимость», которая в формате отдельного государства Казахстан и означает полную и притом «много-векторную» внешнюю зависимость. Та же ОЭСР – это альянс США и Евросоюза, стать частью которого нашей стране не суждено стать ни при каких обстоятельствах. Тем более, что нынешние геополитические обстоятельства сильно расшатывают уже сам этот альянс.
Будущему лучше смотреть в лицо
И вот мы имеем вполне уже состоявшуюся национальную государственность с … так и нереализуемыми основными своими посылами. Про экономику уже сказано – она поддерживается расходованием Национального фонда. Что же касается этнического наполнения такой государственности – ее казахское лицо демонстрируется даже подчеркнуто. Но вопрос, работает ли идея построения казахской этнической государственности в объективно многонациональной стране – он так и остается. Тот же государственный язык – фактически им является русский. А заложенный в государственную идеологию и законодательство базовый посыл о превращении в таковой казахский язык и его консолидирующей, в таком качестве, роли – остается нереализуемым.
Независимо от того, готовы ли признать это объективное обстоятельство, и действовать соответственно, казахские власти и казахская общественность.
Да, пока экономика остается компрадорской, семейно-клановый и этно-национальный характер государственности вполне ей соответствует. Но практическое исполнение такой казахской государственности категорически не устраивает ни широкие народные массы, ни смыслообразующие слои, прежде всего казахские.
Жесточайшая критика власти за коррупцию, неэффективность и недееспособность звучит со всех сторон.
Между тем, время подгоняет. Социологические опросы показывают существенные ухудшения в доходах и настроениях казахстанцев. Правительство же, на фоне худеющего бюджета, прорабатывает варианты дополнительного повышения налогов.
Слышны уже «вбросы» насчет того, что пора «отпустить» курс тенге. Может оказаться, что практического времени сильно меньше, чем срок естественного выдыхания «вывозной» экономической модели.
Ситуация, по существу, проста. Подлинную субъектность, способную оградить нас от внешнего использования и обеспечить национальное развитие, Казахстан может обрести только в составе Евразийского союза.
Иных вариантов для нашей страны, как бы кто не пытался отгородиться от реалий «альтернативами» ассоциации с Евросоюзом, или образования Центрально-Азиатского союза, или Великого Турана, или сохранения «независимости» и «многовекторности» – нет.
Но и вариант углубления интеграции с Россией сулит нам выигрыш лишь в той мере, в какой Казахстан сможет сохранить и укрепить свой национальный суверенитет в новом Союзе.
Для чего этот суверенитет должен опираться не на неким образом выклиниваемую «казахскую нацию», не на моноэтничную казахскую власть и не на недостижимые языковые приоритеты, включая переход на латиницу, а на реально имеющуюся в Казахстане казахско-русскую гражданскую и языковую общность.
А тот факт, что все политическое поле в Казахстане и практически весь общественный дискурс упакованы если не в прозападный, то в национал-суверенный формат, вряд ли должен радовать даже убежденных противников сближения с Россией. В будущее полезно смотреть открытыми глазами. А еще полезнее – самим готовить его приход.
Leave a Reply