С наступлением осени в Узбекистане и других странах Средней Азии начинаются конные игры, уходящие корнями в глубокую кочевую древность. В России они известны как козлодрание, в Узбекистане – улак-купкари (улак – козленок), в Киргизии кок-бору («синий волк»), в Казахстане кокпар, в персоязычных Афганистане и Таджикистане – бузкаши («тягание козла»), а в селениях кураминцев, смеси узбекских и казахских родов, населяющих горы близ Ташкента и Худжанда, именуются кукмар. Холодное время года выбирается, чтобы лошади не перегревались, к тому же грязь или снег смягчают падение всадников. Улак – излюбленное народное развлечение, очень азартное и зрелищное.
Смысл игры заключается в том, что тушу козла, которая весит 30-40 кило, надо закинуть в отмеченный соломой или мелом круг – подобие футбольных ворот (всего кругов два, на противоположных концах поля), отбиваясь от желающих её отобрать. Основных вариантов этой игры немного: в одном случае игроки делятся на две противоборствующие команды; побеждает та, которая больше раз забрасывает козла в центр «ворот» противника, в другом – идет индивидуальная игра, без команды, то есть, каждый сам за себя. В этом случае надо сделать круг по полю и точно бросить козла на солому.
Именно по последним правилам играют в горных селениях Чаткальского и Кураминского хребтов. В ходе игры конная группа стремительно перемещается по полю от одного круга до другого, туда-обратно. Заездов, в каждом из которых выявляется свой победитель, несколько. Если кто-то бросает козла не туда, разгораются горячие споры, которые легко могут перерасти в драку. Как-то на моих глазах два спорщика обругали друг друга, их утихомирили, но, отъехав немного, они возобновили ссору и вдруг начали истово стегать друг друга нагайками, пока их, наконец, не растащили.
Обычно купкари проводится в субботу или воскресенье. Начинают часов в 11, постепенно участники разогреваются, подтягиваются запозднившиеся игроки, потом они носятся все вместе, а примерно после часа скачки вспыхивают с новой силой (думаю, не без причины «допинга»), и продолжаются часов до 3-х.
Победителей ждут призы: посуда, ковры, халаты, козы, настенные часы, бытовая техника, денежные вознаграждения. Если игры в честь какого-нибудь важного события устраивает состоятельный человек (рождение сына; выздоровление близкого родственника; возвращение из хаджа), он может выставить в качестве приза быка, коня, верблюда и даже автомобиль. Тогда игроки съезжаются со всей долины Ангрена, прибывают и из Ферганской, выгружая лошадей из грузовиков. Естественно, помимо приза победитель приобретает всеобщее уважение и почетное звание палвана (богатыря).
По краям игрового поля, разъезжают дети и подростки лет 12-14, время от времени тоже пытающиеся вклиниться в бурлящую массу. Непосредственного участия они не принимают, а лишь пытаются приобщиться. Один из местных жителей указал мне на одного из таких пацанов на лошади, с рукой в гипсе, и пояснил, что это его сын, пару недель назад он сломал руку, но ничего, всё равно ездит, несмотря на перелом.
Купкари в Эрташе
Скачки в горах – совсем не то, что приглаженные соревнования близ Ташкента, приводящиеся на стадионах, под пристальным взором начальства. Тут не регламентированный, выхолощенный праздник, а настоящий, живой.
После каждого заезда подъезжающим к жюри игрокам вручают призы и чуть-чуть наливают «для сугрева». Группы поддержки разогреваются в стороне, прямо на снегу, заедая «огненную воду» красными яблоками или маринованной корейской морковкой. Часам к двум чувствуется, что толпа «спортсменов» изрядно возбуждена, и не только от избытка адреналина. Начинаются дикие скачки, словно по полю носится безумная орда татаро-монголов; тут надо глядеть в оба, чтобы тебя не расплющили как муху, а еще лучше тихонько сматывать удочки.
И зрители, и участники состязаний, как правило находятся в одном пространстве, не будучи разделены какой-либо оградой. Иные любители острых ощущений запросто разгуливают по полю, уворачиваясь от пролетающих мимо лошадей. Происходящее напоминает испанскую памплону, когда из загона выпускают быков и местный народ, щекоча себе нервы, дружно драпает от них. Здесь нечто близкое, причем некоторые, демонстрируя собственную невозмутимость, даже укладываются в снег посреди скакового поля. Правда, когда всадник с козлом неожиданно сворачивал в их сторону и преследователи, не разбирая пути, устремлялись за ним, смельчаки разбегались, громко ругая неосторожных наездников.
Я снимал состязания неоднократно, обычно в Эрташе или возле Бешколя, это поселки в горах: возле второго проложили железную дорогу, так что теперь там уже не поскачешь. Бегал по полю, выбирая наиболее эффектные ракурсы. Однажды успешно избежал столкновения раз десять, вследствие чего утратил осторожность и, оказавшись перед вторым рядом конной лавы, полетел вверх тормашками в снег. Через пару секунд понял, что орава уносится куда-то вдаль, а я, вроде, всё еще жив. В общем, что называется, попал под лошадь.
Многолюдные состязания, куда съезжается толпы наездников, вопреки ожиданиям, не так зрелищны. Игроки упираются друг в друга, вязнут в плотной конной массе и по полчаса топчутся на одном месте, пока держатели козла пытаются выбраться наружу. Это как регби, где две команды сплетаются в столь плотную кучу-малу, что разъединить их стоит большого труда. Небольшие мобильные группы всадников, человек по 20-40, с точки зрения кино- и фотогеничности, – самое то.
Значительная часть ездоков выступает в стареньких заштопанных-перештопанных танкистских шлемах. Но некоторые бывают и в новых. Я попытался выяснить, где они их берут. Один гордо поведал, что он служил в Афганистане, и с тех пор бережет этот шлем. Второй тоже сказал, что у него он уже лет тридцать, однако шлем выглядел явно новее, свидетельствуя о наличии некоего рынка сбыта этих головных уборов.
В Эрташе, который вытянулся на восемь километров вдоль горной речки, перпендикулярно дороге из Ангрена на перевал Камчик, обычно всё тихо, по-семейному. Члены жюри (еще ее называют «комиссией») помещаются на коврике под деревцем, награждая победителей заезда званием «Улак палвони» и разными призами, в том числе денежными, заодно наливая им по пиалушке. Естественно, не забывая и о себе. Нам всё время предлагали «по 50», но мы отнекивались: мол, надо снимать. Палвоном во множестве заездов постоянно был местный удалец по имени Абдувахоб, это абсолютный местный чемпион (он присутствует на многих снимках из Эрташа, со свирепым лицом).
В Бешколе и в других местах, где собирается большое количество участников и зрителей, всё иначе. Появляются потребители – и на несколько часов тут же разворачивается обслуживающая инфраструктура. Возникают жаровни с шашлыком, в казанах шкворчат чебуреки, кто-то продает манты-пельмени, кто-то чай-кофе, а кое-кто высокие сапоги, пользующиеся спросом среди наездников. Всё в меру, всё разумно и уместно.
Купкари в Бешколе
Вот пример того как проводится улак-купкари в горах Ташобласти (я записал свои впечатления по горячим следам).
После торжеств, устроенных одним из жителей Эрташа, то ли в честь обрезания сына, то ли годовщины со дня обрезания, участники состязаний стали съезжаться к широкой пойме реки Ахангаран напротив кишлачка Бешколь. Подъехали грузовые машины, оттуда стали выгружать лошадей в специальных шапках с дырками для глаз и ушей, и в попонах. Ноги над копытами у них были закрыты защитными пластинами.
«Комиссия», в том числе оператор с камерой, и аксакал с мегафоном, залезли в кузов одной из машин и дали сигнал к началу. В том же кузове лежали призы – ковры и козлы. Зрители, как яблоки, облепили единственное в округе высокое дерево.
Аксакал (его голос усиливался через динамики) постоянно держал происходящее в поле зрения, и время от времени гремел на всю округу: «Пасткя!», «пасткя!» (Пастга; «вниз» – рус.), направляя состязающихся.
Те безрассудно носились по всей речной пойме, периодически спугивая наблюдателей. Иные лихачи направляли коней прямо в толпу, очевидно, наслаждаясь тем, как она разбегается и укрывается за грузовики, а затем вовсю костерит их.
Основная опасность заключалась в том, что иногда держатель туши козла, пытаясь избавиться от погони, внезапно сворачивал в сторону и вся ватага бросалась за ним, так что если он резко поворачивал к зрителям, им могло не поздоровиться. Стоишь себе метрах в пятидесяти возле кустиков или дерева, вдруг прямо на тебя несется бешеный табун, и всем приходится удирать врассыпную. Так же произошло и в этот раз, когда наблюдатели бросились за машину с призами, обогащая лексический запас узбекского языка русскими матюками, дополненными множественным окончанием «лар».
– Далб…лар! Пид…лар! – завопила толпа.
Журналист и правозащитник из Ангрена Дима Тихонов установил камеру на штатив и, стоя в сторонке, спокойно снимал себе видео. Но тут молодец с козлом рванулся в его сторону. Дима и стоявший рядом ташкентец Олег Золотых задали стрекача, а буйная конница прогрохотала по камням и скрылась. Камера уцелела, а вот штатив оказался растоптан. Я поинтересовался у Тихонова и Золотых, каковы ощущения. Они дружно выдохнули: «Хорошо, что живы остались».
Наверху, на широкой обочине автотрассы, толпились наблюдатели, в основном, жители окрестных кишлаков. Мужчины, женщины, дети. Появились скамеечки для обедающих, столики, что-то забулькало, закипело, задымилось, возник сервис. Многие зазывали меня посидеть с ними. Одна девушка пыталась поговорить по-английски. Какой-то дед из подвыпившей компании завел речь: «Я извиняюсь, я по-немецки говорить не умею…» Я разрешил ему шпарить по-русски. Оказалось, он хочет, чтобы я запечатлел его с друзьями. Но снимать вскоре стало трудно: все хотели немедленно получить фотографию, спрашивали номер телефона, пытались налить. Настала пора уходить.
В последний год жизни президента Ислама Каримова, зимой 2014-15 года, купкари неофициально запретили. Не знаю, коснулся ли запрет всего Узбекистана или затронул только Ташкентскую область. Ходили слухи, что это произошло после двух ЧП. В первом случае неосторожно задавили мальчика, во втором, возле Ангрена, при выявлении победителей возник ожесточенный спор и один из участников всадил в другого нож.
Человек, подвезший нас до города, рассказал, что запрет вызван не тем, что кого-то то ли ранили, то ли убили, и не тем, что власти денег хотят, а тем, что много народу съезжается: мол, могут чего-нибудь устроить. Люди уже два раза собирались около Ахангарана, однако приходили менты и велели всем расходиться. Поэтому в Эрташе принимают участие только свои, молодежь, из других кишлаков никого нет, вот и гоняют, но тоже не с самого начала зимы.
Со смертью узбекского диктатора, в последние годы жизни впавшего в тяжелую паранойю, все эти глупые ограничения автоматически исчезли.
Сельчане всегда с нетерпением дожидаются сезона проведения купкари, это действо, дающее им возможность ощутить себя отчаянными храбрецами, на фоне не слишком разнообразной хозяйственной жизни. Для этого они и коней держат, так-то у многих машины.
Конные состязания настолько популярны, что в 2016 году от Киргизии было подано предложение о включении кок-бору в особый список нематериального культурного наследия человечества ЮНЕСКО; в 2017-м она была в него включена. Национальные федерации конно-спортивных игр также созданы в Узбекистане, Казахстане, России, Китае, Таджикистане, Афганистане, Монголии, Пакистане и Турции.
Алексей Волосевич
Leave a Reply