Ярослав Грицак, историк, публицист, профессор Украинского Католического университета
Каждое утро начинаю свой день с чтения новостей — не вспыхнула ли на востоке Украины горячая война? Еще никогда за 30 лет независимости угроза масштабной военной агрессии не была такой реальной, как сейчас.
И меньше всего в данном случае меня беспокоит собственная судьба. Я уже не в том возрасте, чтобы идти в армию, да и живу во Львове, а Галичину и Львов Путин не хочет — это самая «испорченная часть русского мира», которую стоит отрезать как гангрену. Достаточно того, что Иосиф Сталин присоединил ее в 1939 — 1945 годах, и это до сих пор считают одной из наибольших ошибок.
Меня тревожат судьбы миллионов украинцев, уничтоженные, покалеченные жизни. И это не патетика. У всех есть друзья или родственники в Одессе, Днепре, Запорожье и Харькове. Городах и регионах, о контроле над которыми ведут разговоры в российском генштабе еще с 2009 года. Кремль хочет отобрать наш причерноморский берег и индустриальное сердце, а остальную часть страны превратить в российский вариант Виши — малого и слабого государства с коллаборационистским правительством в Киеве. Галичина же вместе с Западной Украиной может идти на все четыре стороны, да хоть к черту.
И это в мягком варианте. В более жестком — со времен Карибского кризиса мир еще никогда не подбирался так близко к угрозе третьей мировой, как сейчас. Тогда ситуацию спасло то, что во главе СССР стоял все же не кагэбист, а прагматичный, даже при всех своих завихрениях, партийный функционер — и каналы связи между Вашингтоном и Москвой оставались открытыми, а значит, возможны были переговоры.
Исторических параллелей с современной ситуацией набирается целый мешок. Тут и убийство в Сараево, и военный страх 1926 года, и Гляйвиц, и уже упомянутый Карибский кризис. Позднее, конечно, когда, надеюсь, кризис закончится, наиболее ловкие историки и политологи приведут и другие исторические прецеденты, которые больше всего подойдут под объяснение, что события развивались именно так, как они предполагали.
Я же не буду строить прогнозы. Однако хочу распрощаться с иллюзиями, которые разделял вместе со многими аналитиками.
Иллюзия первая: как только Украина отойдет от России, Россия перестанет быть империей. Не перестала и не перестанет. Все империи рано или поздно распадаются. Но для этого недостаточно просто потерять территории на периферии — должен произойти большой кризис в самом центре.
Теоретически он может случиться в любой момент. Наиболее правдоподобный сценарий — дворцовый переворот среди тех, кто действительно страдает от западных санкций. Но рассчитывать на это — сродни тому, чтобы надеяться, будто завтра у Путина случится инфаркт с инсультом на фоне ковида и неизлечимого рака.
Иллюзия вторая: Украине противостоит Кремль, а не вся Россия. Если бы это было так, мы бы наблюдали антивоенные митинги в Москве, Петербурге, Новосибирске и других городах. Даже во время советского вторжения в Прагу в 1968 году проводились подобные манифестации. Сейчас же мы в упор их не видим.
Конечно, есть и остались порядочные россияне, о существовании и мыслях которых узнаешь из Новой газеты или Эха Москвы. За что я их больше люблю и сильнее уважаю. Но моя любовь к ним чисто платоническая. Ни одного из знакомых российских историков в этом списке нет. Они либо слишком заняты написанием статей и книг, которые принесут им бессмертную славу, либо тоже решили быть вместе с «народом».
Иллюзия третья: Россию можно реформировать. Оказывается, нет. По крайней мере не в ее нынешнем состоянии и не в текущих размерах.
Если история и может чему то научить, то один из ее уроков звучал бы так: у тебя не будет хорошей экономики без хорошей политики. В России же, как пророчески говорил Карл Маркс, любые большие политические перемены заканчиваются тем, что россияне сбегаются к личности нового царя, как пчелы прилипают к матке. Классик же наших времен Хью Лори как то сыронизировал: мол, Россия ничего ценностного, кроме водки, экспортировать не может, и то их водка годится лишь для мытья внутренностей холодильника.
Когда не удается модернизировать политику и экономику, самый простой выход — модернизировать армию. Поэтому единственное, что при таких обстоятельствах может экспортировать Россия — военная агрессия по отношению к слабым соседям.
Украина отличается от России тем, что реформибельна. И это не иллюзия, это факт, доказанный последними годами. Угроза войны открывает для нас новое окно возможностей. Так уж устроена человеческая история: перемены к лучшему нередко происходят после больших катастроф. В том числе войн.
Да, многие из нас не хотят войны. Но не мы ее выбираем. И если у нас нет выбора, то давайте же постараемся переплавить эту угрозу в еще одно подтверждение того, что Украина — не Россия и следует по другому пути развития.
Leave a Reply