2020 год в Казахстане начался с заявления премьер-министра Аскара Мамина о том, что страна «находится на пути устойчивого развития». Он завершается получением очередного внешнего займа в размере около двух миллиардов долларов — от Азиатского банка развития. Что произошло в стране за минувшие 12 месяцев? Азаттык подвел экономические итоги 2020 года в интервью с Айман Турсынкан, экономистом и директором агентства Eximar Foresight.
«СУВЕРЕННЫЙ ЗАЕМ НА ПОКРЫТИЕ ГОСБЮДЖЕТА», И ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ
Азаттык: Как бы вы описали нынешнюю социально-экономическую ситуацию в Казахстане?
Айман Турсынкан: Мы впервые столкнулись с реальной угрозой технического дефолта государственного бюджета. Когда я говорю о государственном бюджете, я имею в виду все три уровня: это и бюджеты на уровне регионов, и республиканский бюджет, а также консолидированный государственный бюджет и средства Национального фонда.
Азаттык: Что позволяет вам делать такие выводы?
Айман Турсынкан: Самым главным индикатором является привлечение государством для пополнения дефицита государственного бюджета внешнего суверенного займа (21 декабря президент Казахстана подписал законы о займах на сумму свыше 1,5 миллиарда евро, или 1,9 миллиарда долларов: у Азиатского банка развития и Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. — Ред.). Раньше такого в Казахстане не было никогда. Это происходит впервые за 30 лет.
Если и привлекались суверенные займы, то они шли только по специальным программам развития. Как правило, это было инфраструктурные проекты по строительству каких-то международных транспортных магистралей, большие проекты по водному обеспечению и так далее. Обычно у суверенных займов, если он берутся конкретно как инфраструктурные, всегда имеется понятная коммерческая составляющая: проекты окупятся со временем и заем будет погашен этой деятельностью. Но когда суверенный заем берется на покрытие республиканского бюджета, это означает, что единственным источником его погашения будет служить налоговая база, то есть доходы государства от взимания налогов с экономики и населения. Других источников здесь нет, потому что заем не коммерческий.
Само целевое назначение внешнего займа в размере 1,5 миллиарда евро у Азиатского банка развития на пополнение дефицита государственного бюджета — это очень серьезная угроза [вероятности] понижения странового рейтинга кредитоспособности до уровня С и далее — до уровня D. Это преддефолтное состояние.
Азаттык: Если верить статистике министерства национальной экономики (МНЭ), ситуация с дефицитом не так уж плачевная, как вы говорите. Согласно ноябрьским данным, дефицит республиканского бюджета составил 2,2 триллиона тенге и, как заявляет МНЭ, «сформировался в рамках прогнозируемого уровня».
Айман Турсынкан: Это ложь. Почему? Потому что в республиканском бюджете, который был опубликован летом 2020 года, дефицит бюджета прогнозировался на уровне 65 процентов от республики. Давайте в абсолютных цифрах это посмотрим: итого расходная часть государственного бюджета по закону, который был утвержден в прошлом году на 2021 год, должна была быть не более чем 14,5 триллиона тенге. Доходная часть бюджета, которая не включает в себя поступления из Национального фонда, то есть чисто сырьевые налоги с экономики и бизнеса, прогнозировалась на уровне 11 триллионов тенге. Но по факту она сейчас менее девяти триллионов тенге. А мы уже завершаем 12-й месяц. То есть три триллиона тенге налогов уже не добрано. Это первое.
Второе, даже при таких показателях, при которых якобы мы соберём 11 триллионов тенге налогов, у нас уже был заложен плановый дефицит бюджета 2,8 триллиона тенге, который собирались, опять же, покрыть за счет привлечения пенсионных активов. У нас традиционно с 2007 года постоянно привлекаются средства населения через выпуск гособлигаций. То есть это внутренний долг страны перед населением. На сегодня сумма задолженности государства именно по обязательствам республиканского бюджета перед ЕНПФ составляет 65 процентов всех активов населения. Это очень много.
Дополнительно, по прошлогоднему закону, скорректированный трансферт из Национального фонда должен был составлять 2,6 триллиона тенге. Но потом его увеличили до шести триллионов тенге. Должны были перекрыть недобор несырьевых налогов на три триллиона тенге, но и этих средств не хватило, в связи с чем было привлечено полтора миллиарда евро [в качества займа у АБР].
Кассовый разрыв уже стал достигать ужасающих размеров. Что такое ненефтяной дефицит бюджета? Это отставание суммы поступления в республиканский бюджет с экономики и с населения налогов, не касающихся недропользования, от суммы расходов. И вот эти 65 процентов — это страшная вещь, потому что в прошлом году было 38 процентов. То есть у нас вдвое увеличился дефицит республиканского бюджета.
ДВА ВОЗМОЖНЫХ СЦЕНАРИЯ
Азаттык: Министерство национальной экономики сообщило, что ВВП Казахстана за 11 месяцев текущего года сократился на 2,8 процента. В период жесткого карантина спад экономики составлял три процента. Поэтому последние данные МНЭ считает показателем «восстановления».
Айман Турсынкан: Размер ВВП прошлого года методом производства составлял 68 миллиардов долларов. В этом году, по данным МНЭ, в тенговом выражении снижение ВВП составило 2,8 процента по отношению к прошлому году.
Но давайте теперь посмотрим на среднегодовой курс доллара. В прошлом году — 365 тенге, в этом году последний стабилизировавшийся коридор — 422 тенге. И мы видим, что произошла как минимум 15-процентная «ползучая» девальвация. Она плюс 2,8 процента официально признаваемого размера сокращения экономики в тенге — вместе это 17,8 процента. Реальная оценка сокращения экономики, которую они сейчас скрывают, должна быть в долларовом выражении. На самом деле, я считаю, экономика «просела» гораздо больше.
Азаттык: Почему?
Айман Турсынкан: Потому что произошла угроза кассового разрыва в самом Национальном фонде. Весь год у нас штормят Нацфонд. А он не только стал недополучать средства. Национальный фонд имел отрицательные потоки, то есть возвраты налогов недропользователям. В результате они достигли 30 процентов неснижаемого остатка [в фонде] уже в первом полугодии. Всё это доказывает, что страна встала перед угрозой технического дефолта по внутренним обязательствам. Для этого и было принято решение привлечь дополнительный внешний заем для того, чтобы справиться внутренними платежами.
Но у нас нет перспективы на следующие несколько лет экономической депрессии увеличить налогооблагаемую базу, то есть государственный бюджет не будет получать дополнительных средств. Но правительство, как всегда, вместо сокращения своей расходной части берет займы, чтобы ни в чем себе не отказывать.
Это неминуемо приведёт к двум сценариям.
Первый: нас заставят по лекалам МВФ (Международного валютного фонда. — Ред.) провести реформы крайне антинародного содержания. Пойдут под сокращение выплаты по социальным обязательствам — сокращение финансирования системы здравоохранения, образования; сокращение выплат солидарных пенсий и, возможно, пойдёт увеличение налоговой нагрузки на массового налогоплательщика в очень жестком, карательном ключе.
Второй сценарий: государство будет продолжать заимствовать. Это приведет к тому, что Казахстан в 2021 году столкнется с угрозой странового дефолта. А он приводит к жестким политическим последствиям: утрата независимости и переход под управление внешних кураторов до тех пор, пока [государство] не погасит долги.
«ГЛУБОКАЯ, ОСТРАЯ НИЩЕТА»
Азаттык: Комитет по статистике сообщил, что доля населения, имеющего доходы ниже величины прожиточного минимума (уровень бедности), в третьем квартале 2020 года составила 5,7 процента, что на 1,2 процентных пункта выше, чем в соответствующем периоде предыдущего года. Верите ли вы официальным цифрам?
Айман Турсынкан: Абсолютно не верю. Потому что, по данным МНЭ, 4,6 миллиона человек были обеспечены временными выплатами 42 500 тенге (пособие потерявшим доход из-за эпидемии коронавируса. — Ред.). 4,6 миллиона человек из 11 миллионов трудоспособного возраста граждан — это ровно 42 процента населения. Значит, 42 процента населения как минимум утратили любые доходы и были вынуждены прибегнуть к помощи государства. Мы о чем здесь вообще говорим? Мы говорим о 42 500 тенге! Это минимальный прожиточный уровень для одного человека на один месяц. МНЭ само себя сдает с потрохами.
Они говорят, что у нас зарегистрировано бедных 5,7 процента, а на самом деле мы оказали помощь 42 процентам. Это глупо выглядит. Они ещё пишут, что 1,2 миллиона человек находятся на постоянном соцобеспечении государства. Что такое «постоянное соцобеспечение»? Это люди, которые имеют доходы ниже прожиточного минимума на душу населения, то есть на одного члена семьи. Они ещё говорят: 630 тысяч человек находятся на постоянном обеспечении уже длительное время. Это уже не бедность, а глубокая, острая нищета.
Эта цифра — 42 процента — говорит о том, какова сейчас реальная обстановка с бедностью. Мы знаем, что, по статистике, у нас на каждого работающего человека приходится два иждивенца. Таким образом, получается, у нас за чертой бедности находятся фактически больше 70 процентов населения Казахстана.
При этом помощь же была оказана не в полном объеме. Полная выплата была только за один месяц. Второй месяц — частично. И в третий месяц дали какие-то копейки. Где-то в конце августа Всемирный банк проводил специальный брифинг о бедности и проблемах после пандемии коронавируса в странах Центральной Азии. Они разослали собственные расчеты, и в них прямо указывают, что, по их статистике, 13 процентов населения Казахстана находятся за чертой бедности. Вот такой вот разбег с официальной статистикой.
Азаттык: Еще до пандемии Всемирный банк говорил, что темпы преодоления бедности в Казахстане замедлились после девальваций и после того, как нацвалюту отправили в «свободное плавание». Как будут дальше развиваться события?
Айман Турсынкан: Будет ещё хуже. Я подозреваю, что привлечения внешнего займа для финансирования дефицита бюджета будет недостаточно для того, чтобы перекрыть кассовые разрывы.
Мы имеем два срока проявления всех негативных тенденций из-за пандемии. Первый (быстрый и срочный) — это временная утрата доходов малого, среднего бизнеса, наемных работников, из-за вынужденного простоя. Второй — отложенный эффект, который предлагает, что нынешние обязательства, например кредитные, они не то что были снижены, их просто отложили на неопределённый срок. Чем его платить, если сегодня уже из тех сократившиеся доходов, которые имеет население, — больше 60 процентов уходит исключительно на продукты питания?! И не хватает денег даже на оплату коммунальных услуг. Вот это — побочный эффект: углубление и усугубление бедности будет и в дальнейшем провоцировать необходимость людям дополнительно брать в долг.
«ПРИДЁТСЯ ВЫЖИВАТЬ КАК ЕСТЬ»
Азаттык: В сентябре в интервью Азаттыку вы сказали, что «малый и средний бизнес в Казахстане умер». Но в ответе на официальный запрос редакции МНЭ пишет, что количество работающих субъектов составляет более 1,3 миллиона. Это, по их словам, выше на 0,2 процента показателя прошлого года. Чем это можно объяснить, по-вашему?
Айман Турсынкан: Они постоянно манипулируют цифрами, как им удобнее. Они говорят, что количество субъектов МСБ — полтора миллиона. Но дело в том, что у нас всего 250 тысяч зарегистрированных юридических лиц, из которых 90 процентов — это малые и средние предприятия. То есть 220 тысяч юрлиц всего лишь в стране зарегистрировано в качестве МСБ. Все остальные — это те, кто зарегистрировал патенты индивидуальных предпринимателей (ИП). Но они не являются ИП как таковыми. Это в основном так называемые самозанятые, которых заставили регистрировать патенты в своё время. Работодатели вынуждают их так регистрироваться для того, чтобы уходить от налогообложения в сфере оплаты труда. То же самое делает весь бизнес.
Получается, из этих полутора миллионов индивидуальных предпринимателей только 10 процентов являются работодателями. 90 процентов — либо наемные работники, либо самозанятые. Поэтому то, что количество так называемых ИП «выросло», говорит о том, что предприятия просто увеличили число своих внештатных работников, то есть уволили тех, кто был в штате. Это ещё один косвенный показатель увеличения безработицы.
Если государство выделяет какие-то бюджетные средства для поддержки бизнеса, то это очень ограниченные деньги. Допустим, по программе «Экономика простых вещей» будет выделено 1,8 миллиарда тенге. Извините, но этих средств хватит на десять проектов! А что делать 250 тысячам других предприятий, который обеспечивают основной рынок труда рабочими местами? Получается, что денег никто не получит в долг. Придётся выживать как есть.
Азаттык: Многие эксперты — врачи, социологи, политологи и другие, — с которыми Азаттык беседовал в течение года, говорили, что «коронавирус лишь обнажил все хронические проблемы» Казахстана. Что кризис обнажил в экономике Казахстана, по-вашему?
Айман Турсынкан: Действительно, всё то, что мы видим сейчас, после пандемии, на самом деле прослеживалось начиная с 1998 года, когда впервые были разрушены целые индустрии в Казахстане. У нас была полностью уничтожена огромная отрасль хозяйства, которая составляла 26 процентов экономики страны, — монолитный агропромышленный комплекс. Он в себя включал больше 60 процентов всех рабочих мест. Мы потеряли индустрию, легкую промышленность. Машиностроение было полностью уничтожено. Что это означает? Чем меньше перерабатывающего производства внутри страны, тем меньше постоянных стабильных оплачиваемых рабочих мест.Мы сейчас пожинаем «плоды» политики нашего руководства страны за последние 28 лет — программа вывоза капитала, беззастенчивого грабежа народа, подрыв человеческого развития.
Азаттык: А сфера услуг, доля в экономике которого быстро росла в последние годы?
Айман Турсынкан: Мы долгое время думали, что у нас сфера услуг и торговля составляют львиную долю экономики — «всё хорошо, всё замечательно», и якобы рабочие места есть. Но во время пандемии именно эти секторы потеряли рабочие места. Получилось, как будто пена спала, которая была накачана за счёт этих двух больших секторов, и мы получили реальную картину уязвимости рынка занятости. Долгосрочных, устойчивых рабочих мест в Казахстане не осталось. Их уничтожили за последние 28 лет на корню!
Люди думали: ничего, и так жить можно, пойти работать продавцом, и будешь зарабатывать те же самые деньги. Как только эти рабочие места были уничтожены за период карантина, все поняли, что реально остались работать только те, кто на производстве. Хлебопекарни, молочные заводы — они все же работали, там никого не уволили. Это единственное устойчивое ядро рынка труда. Оно у нас совсем крохотным стало: вместо 65 занимает меньше 10 процентов!
Мы сейчас пожинаем «плоды» политики нашего руководства страны за последние 28 лет — программа вывоза капитала, беззастенчивого грабежа народа, подрыв человеческого развития. Если визуально представить себе, это мне напоминает осушение Аральского моря: с такой же скоростью, абсолютно идентично обмелел экономический потенциал Казахстана. Дальше будет только хуже.
Leave a Reply